Я задумчиво посмотрел на оба куска сломанного посоха у меня в руках. Однажды я уже проворачивал такой трюк, когда мы дрались с Большим Джули. Тогда это было шагом отчаяния. Конечно, мы и теперь не совсем чтобы развлекались.
— Добудьте мне мяч! — крикнул я товарищам по команде. — У меня есть идея.
— Какая еще идея? — спросил Ааз.
— Быстрее добудьте мне мяч! — ответил я, не намереваясь вступать в объяснения. Чтобы план сработал, мне необходимо полностью сосредоточиться.
Закрыв глаза, я начал накачивать и фокусировать энергию. Одновременно я принялся формировать в уме требуемые образы.
— Очнись, малыш! — закричал на меня Ааз.
Я открыл глаза… Мяч уже был на месте. Подготовился я далеко не так, как хотелось, но времени больше не оставалось, и мне пришлось довольствоваться достигнутым.
То, что произошло потом, я изложу более подробно, чтобы вы по достоинству смогли оценить мои способности.
Бросив две половинки посоха, я поймал мяч рукой, а затем навел два заклинания одновременно (на самом деле четыре, но я не люблю хвастаться).
Первым делом я уменьшил наши размеры, пока мы с Глипом не стали ростом в несколько дюймов. Потом я изменил внешний вид двух половинок посоха, и все увидели репродукции в натуральную величину, изображающие меня верхом на моем зверьке.
Проделав это, я занялся заклинанием переноса меня и Глипа к воротам Та-Хо. Совершенно верно, я сказал «переноса» вместо «перелета». Даже в теперешнем виде я хотел быть выше уровня глаз наших противников.
Этот процесс потребовал огромных усилий. Фактически столько, что я не мог оживить оставленные на месте образцы. Я сообразил это прежде, чем начал перенос, но рассудил, что в таком виде они помогут мне отвлечь внимание от настоящей атаки.
Это, кажется, сработало. Но никто нам не противостоял, пока мы не добрались до ворот та-хойской команды. И тут во мне внезапно разыгралось чувство юмора. Остановившись едва ли не на расстоянии вытянутой руки от голкипера, я убрал наши личины.
— Кыш! — крикнул я ему.
Пораженному игроку, должно быть, показалось, что мы возникли из воздуха. Воспитанное долгими тренировками самообладание вдруг покинуло его, и он рухнул в обморок.
Я неторопливо бросил мяч в ворота.
Один-один-один! Ничья!
Когда мы с Глипом вернулись на нашу сторону поля, команда встретила нас на удивление тихо.
— Почему такие угрюмые лица? — рассмеялся я. — Теперь мы заставим их побегать.
— Тебе следовало бы предупредить нас о том, что ты проводишь комбинацию, — угрюмо упрекнул Гэс.
— Не было времени, — объяснил я. — Кроме того, никакого вреда от этого нет.
— Это не совсем так, — сказал, показывая на поле, Корреш.
Там, где я оставил куски посоха, валялась куча валлетов. Молодцы с носилками деловито распутывали тела и уносили их с поля.
— Он пытался защитить вас, точнее, то, что принял за вас, — едко заметил Плохсекир.
— Кто?
И тут я понял, о чем они говорят. Среди тел валлетов лежал Ааз. Он не двигался.
«Победа — это не самое важное дело. Это единственное дело.»
Гай Юлий Цезарь
— Будет жив-здоров, — произнес Гэс, оторвавшись от тела нашего боевого товарища. — Он просто потерял сознание.
Мы сгрудились вокруг неподвижной фигуры Ааза, тревожно наблюдая за горгулом. Незачем говорить, услышав, что у моего наставника серьезных ран нет, я почувствовал огромное облегчение. Однако успокоить генерала Плохсекира оказалось не просто.
— Ну так привели его в чувство, — потребовал он. — И побыстрее!
— Послушайте, генерал, — начал я, разозленный его бесцеремонностью. — Разве вы не видите, что он ранен?
— Вы не понимаете, — возразил Плохсекир, качая головой. — Для продолжения Игры нам нужно пять игроков. Если Ааз не выйдет из этого состояния…
— Ааз! Очнись! — крикнул я и потянулся к его руке.
То, что Аазу намяли бока из-за меня, уже само по себе очень плохо. Но если это будет стоить нам еще и победы в Игре…
— Побереги силы, — вздохнул Гэс. — Даже если он и очнется, то все равно играть больше не сможет. Ему пришлось перенести тяжкое лупцевание. Я думаю, что ничего серьезного с ним не стряслось, но если он попытается сцепиться с кем-нибудь в своем нынешнем состоянии…
— Какая ерунда! — заявил я. — Если мы постараемся привести его в чувство, то, вполне возможно, у Ааза хватит упрямства доиграть Игру.
— Верно, — кивнул горгул. — Но пока тебе придется придумать что-нибудь другое.
Я попробовал придумать. Действительно попробовал. Команда, оттягивая время, продолжала хлопотать над Аазом, но мне не приходило на ум ничего похожего на приемлемое решение. Наконец к нашей группе подлетел судья.
— Как ваш игрок? — поинтересовался он.
— Э-э-э… просто переводит дух, — улыбнулся Плохсекир, вставая всей своей массой между судьей и Аазом.
— Не обманывайте меня, — нахмурился валлет. — Я не слепой. Он без сознания, не так ли?
— Ну, в некотором роде, — признался Гэс.
— Какое там «в некотором роде»! — вспылил судья. — Если он не может продолжать Игру, а у вас нет замены, то мне придется засчитать вам поражение.
— Мы готовы играть с неполной командой, — поспешно предложил Гэс.
— Правила гласят, что на поле у команды должно быть пять игроков. Ни больше ни меньше, — заявил судья, упрямо качая головой.
— Ладно, — сказал Плохсекир. — Тогда мы оставим его с собой на поле. Положим его в сторонке, где он не пострадает, а сами будем играть командой из четырех игроков.